Актер Александр Фоменко: дети на Донбассе боялись с нами разговаривать…

На культурном фронте Александр Фоменко занимает достаточно убедительную позицию – не словами, а делами. С единомышленниками он уже объездил и Луганщину, и Донетчину, хотя до этого в этом регионе почти не бывал. С тех пор как на Донбассе началась война, он инициатор, участник, продюсер многих проектов, большая часть из которых связана с подростками из прифронтовых городов. Для него это отнюдь не способ заработать, а прежде всего волонтерская деятельность. А постоянная работа – Театр на Подоле, где он уже более 10 лет служит актером. Саша Фоменко рассказал «ОстроВу» о том, каким образом можно помочь детям из прифронтовой зоны и почему местное население боится «людей из Киева».

- Вы уже много лет работаете в столичном театре на Подоле, а последние три года еще и занимаетесь различными волонтерскими проектами, в частности, и связанными с Донбассом. Как Вас «занесло» на восток страны?

- Сразу после Революции Достоинства. Еще во время событий на Майдане, в которых я принимал активное участие, в частности, организовал творческую инициативу «Творча варта», где мы занимались с бойцами самообороны и психологами. Когда началась война, появилась уверенность, что надо действовать и на культурном фронте, делать проекты, связанные с театром. В то время проводился Конгресс Активистов Культуры, а летом 2014 года проходила школа под эгидой Конгресса, где я познакомился с активисткой Ларисой Артюгиной. Тогда мы с ней придумали проект «Новый Донбасс» и начали его воплощать с нуля. Суть была в том, что мы приезжаем в освобожденные города, находим разрушенные школы, подключаем группы активистов сферы культуры и помогаем восстанавливать учреждения образования совместно с местными жителями. Таким образом мы стремились наладить диалог с населением, бороться с российской пропагандой.

Первым пунктом стала Николаевка, что под Славянском. Помню, на тот момент, летом 2014 года, там порядка 80% населения было очень пророссийски настроено. Было сложно. В Николаевке я четко понял, что здесь нужно находиться физически, чтобы наладить диалог. Мы провели серию мастер-классов для детей, инициировали художественную школу, театр теней, и даже газету, которую до сих пор выпускают учащиеся уже без нашей помощи.

Мы были в недоумении, когда жители говорили нам, мол, вы первые, кто приехал сюда. Город как под колпаком находится. О каком противостоянии пропаганде может идти речь, если люди живут в информационном вакууме?! Нас называли «люди из Киева». Для них это сродни как люди с другой планеты. Когда мы начинали там работать, пытались показать альтернативное мышление, стремились перебороть ту настороженность, с которой нас встречали местные жители. 

Александр Фоменко

- А дети как вас, группу волонтеров, встретили - более лояльно или тоже с недоверием?

- Очень осторожно. Спустя время они признались, что боялись с нами разговаривать, поскольку не знали, о чем можно говорить, а о чем нельзя. Знаете, когда мы впервые приехали к ним в Николаевку, они даже не представляли, что можно поехать учиться в вуз в Киев, а тем более за границу. Они воспринимали это как фантастику. Считаю, что это проблема. Возможно, такое мышление во многом зависит от родителей, от недостатка информации. Мы рассказывали, что сейчас есть возможности по получению грантов, стипендий для учебы в той же Польше, Германии или других странах.

Также и учителя долгое время считали, что мы приехали «от кого-то», от какой-то политсилы, не верили, что мы волонтеры. Руководство школы тоже с опаской сначала на нас поглядывало, но потом мы сдружились.

- Давление было, не намекали, мол, уезжайте, ребята?

- Фактически власть в городе принадлежала не мэру, а руководителю единственной электростанции, где работает большинство населения. И, конечно, у нас были конфликты: на второй день нашего пребывания за нами приехала машина и повезли нас на эту самую электростанцию - познакомиться с директором. И когда мы зашли, он нам открыто продемонстрировал свою пророссийскую позицию. Спрашивал, мол, вы от кого, не верил, что мы волонтеры. Попросил согласовывать с ним мероприятия, которые мы хотим проводить. Мол, вы, пожалуйста, напишите нам паспорт мероприятия и за день подавайте его, а мы уже дадим разрешение. Это была осень 2014 года. Мы сначала были в недоумении и активно возражали. То есть они пытались нам навязать некую цензуру, но в итоге все мероприятия мы проводили исключительно на базе школы, а не в городском Доме культуры.

Кстати, именно в Николаевке, в одной из поездок на Донбасс с нами были немецкий режиссер Георг Жено и украинский драматург Наташа Ворожбит, тогда и зародилась идея о создании Театра Переселенца.

Думаю, что мы не зря потратили время и силы в этом городе - удалось изменить настрой определенной части населения. Спустя два года в городе, на центральной площади, появился плакат «Николаевка – это Украина».

Сейчас там происходит странная история, связанная с определением опорной школы. Педагоги уже написали открытое письмо, то есть они стали проявлять свою гражданскую позицию, и это радует.

- С ребятами из николаевской школы №3 удалось реализовать еще какие-то проекты?

- Первый проект – это «Новый Донбасс», затем – создание газеты, еще –документальный спектакль «Я Николаевка». Эта постановка оказалась безумно откровенной, сильной. Дети рассказывали потрясающие истории о своей жизни, в которых красной нитью проходила тема войны. Спектакль мы показали в Киеве на «Гогольфесте» в 2015 году. Позже решили на основе этого спектакля снять фильм, который получил Гран-при на международном кинофестивале "Берлианале" в категории 14+. Когда нам вручали эту награду, не помню дословно, но говорили, что она за пространство доверия между съемочной группой и героями фильма. И это сущая правда, поскольку был абсолютно доверительный контакт. В фильме раскрывается жизнь этих ребят в контексте войны.

Также в 2016 году школьники из Николаевки ездили в Констанц (Германия), где презентовали совместно с немецкими сверстниками еще один спектакль и показали свою работу.

Еще удалось сделать с ними проект «Дети и военные»  благодаря Канадскому фонду поддержки местных инициатив. Это тоже документальный спектакль с участием реальных бойцов. Ведь на тот момент между ребятами и военными была очень настороженная атмосфера, можно даже сказать, что они опасались друг друга и избегали. Благодаря спектаклю удалось переломить такую ситуацию, построить диалог.

- Вы много проектов сделали на базе только одной школы, а как насчет расширения географии?

- Постепенно мы это делаем. Четкого плана у нас нет, но нам интересны небольшие города. Например, еще мы работали в Попасной школе №1, - как я ее называю, "окнами на войну". Из окна виднеется крайний украинский блокпост. И школа пострадала от обстрелов – были прямые попадания. Это единственное здание, на котором за время оккупации висел украинский флаг. К директору приходили, предлагали снять, но он не соглашался.

Сюда мы приезжали и отбирали ребят для участия в проекте «Класс Акт»   в прошлом году. Позже ребята самостоятельно сделали спектакль и даже ездили показывать его на Западной Украине, то есть процесс запущен. Руководство школы, учащиеся увидели для себя новые возможности, новые горизонты, и это очень радует.

Потом в Счастье мы начали работать над проектом «Дети и военные». Вот в этом году тоже дети из Счастья и Клесова (Ровненской области) - участники «Класс Акта», который состоялся 29-30 июня в Киеве.

- Вы до этого почти не были на Донбассе, а тут в разгар военных действий отправляетесь туда...

- За время поездок на Донбасс у меня выработался принцип – максимально скрывать, эти визиты. Когда были активные боевые действия, было опасно, поэтому мы делали все очень секретно. Но всегда связывались с военными, разведкой, оставляли свои координаты.

- Вы уже упомянули о Театре Переселенца. В 2015 году Вы туда пришли как актер или тоже волонтер?

-Я был в числе сооснователей, а это целая группа людей: Георг Жено, Наташа Ворожбит, Леша Карачинский, Максим Курочкин, Василий Белоус, Лиза Смит, Алик Сардарян. Мы хотели заниматься документальным театром. Идея в том, что мы делаем документальный театр в разрезе остросоциальных проблем. На тот момент фокус внимания был сосредоточен на переселенцах. Ведь за цифрой 2, 5 млн. стоят жизни людей, и мы хотели персонифицировать их.

В нашей стране не было опыта работы с такой огромной категорией людей, и сразу же в социуме стали навешивать ярлыки, дискриминировать людей, выехавших из оккупации и войны. Первый проект был с участием переселенцев – «Где Восток».

В процессе работы с переселенцами стало понятно, что самая большая проблема – не столько бытовая, жилищная, трудоустройства, - сколько утраченное ощущение дома, которое просто так не появляется. Это совокупность многих факторов, общая психологическая проблема. И после спектаклей у участников происходил такой эффект – травма переходит в опыт, человек поднимается над ситуацией и начинает видеть новые горизонты. И в этом магия театра.

- При «Театре Переселенца» действовала еще и детская студия – сейчас она еще есть и насколько активна?

- Да, при театре я открыл «детское крыло» - "Displaced Kids". Работая с переселенцами, я увидел, что дети в школе тоже переживали непростые ситуации, испытывали на себе дискриминацию. Психологи нам подсказали, что с помощью каких-либо творческих мастер-классов, особенно с привязкой на тактильность, можно помочь деткам пережить этот стресс, вызвать позитивные эмоции. И я хотел помочь детям избавиться от такого ярлыка, как «переселенец», ведь дети, особенно подростки, воспринимают это очень болезненно.

Занятия проходили по выходным. Затем мы решили организовать праздник для детей переселенцев на День Святого Николая. Интересно, что мы рассчитывали, что на празднике будет 300 детей, а фактически оказалось в два раза больше! И главное, что все остались довольны и получили массу приятных впечатлений.

Занятия были бесплатными, и дети приходили когда кто хочет, то есть не было системности. Поэтому потом, мы с режиссером Женей Видищевой, организовали детскую театральную студию «Халабуда». Мы с детьми сделали несколько спектаклей. Один из них - «По ту сторону покрывала» - о детских страхах. Причем, в ходе подготовки постановки мы также узнавали себя. Например, когда ребенок 10-ти лет говорит, что он боится сделать ошибку - не в школе, а речь идет об ошибке в жизни - то ты тоже сам начинаешь рефлексировать. В итоге получилась такая коллективная работа.

В настоящее время детская студия не так активно работает, но у нас впереди еще много идей, которые мы хотим воплотить с ребятами.

- Откуда берете финансирование на все эти проекты?

- Ни один проект не был реализован при помощи государственных денег. Это все международные деньги, спонсорские средства. Признаюсь, что непросто добиваться финансирования от международных организаций на все культурные проекты в зоне АТО. Это связано с безопасностью, коррупцией. Но мы старались находить деньги. Некоторые проекты реализовывались за наш счет, например, фильм «Школа№3». И когда мы вернулись в Киев с наградой, детей наградили в Минкульте грамотами. Честно говоря, я считаю, что эти дети, которые пережили войну, защитили имидж страны на международном фестивале заслуживают гораздо большего внимания. Они носители уникального опыта, и их нужно приобщать к разным программам, проектам, а не благодарить формальной встречей.

- Насколько изменилось ваше впечатление о Донбассе до и после поездки?

- Я понял, что люди в очередной раз оказались просто обманутыми, и они боятся доверять, никому и ничему уже не верят. Никакие круглые столы, митинги не помогут. Нужно непосредственно общаться с жителями на месте и показывать им, что они сами могут изменить свое сознание и свою жизнь. И когда мы видим эти трансформации сознания, особенно у молодежи, то хочется снова приезжать и воплощать новые идеи.

- По сути «Театр переселенца» и все его "ветки" - это не театр в традиционном понимании, скорее это своего рода арт-терапия. С этой точки зрения какие «болезни» нашего общества Вы уже можете «диагностировать»?

-Думаю, что самый острый вопрос – это реальная дискриминация, язык вражды, причем по отношению к разным категориям населения и по разным признакам. Еще - нетерпимость к непривычному мышлению, способу существования и т. д. А также проблема осознанности. У меня складывается впечатление, что украинский социум после Революции переживает некий такой подростковый период: есть свобода, юношеский максимализм, а вот в каком русле это лучше применить – еще не до конца понимаешь. Например, как-то дико слышать, что, защищая родной язык, сносят кафе; не нравится построенное здание театра – надо снести. При этом, то что это первый театр, построенный за время независимости в Украине, не принимается во внимание. В этом раскрывается опасность неосознанности, отсутствие критического мышления.

И еще, что важно – я чувствую неготовность общества говорить о своих проблемах. Мы не до конца проговариваем свои проблемы – коррупция, Революция Достоинства, Бабий Яр и ряд других болезненных тем. Пока мы не достанем эти скелеты из шкафов, слоев истории, пока не посмотрим в глаза друг другу и не проговорим эти проблемы, никакие административные инструменты, реформы не помогут. У нас могут что-то запрещать, при этом не создавая условий для того, чтобы даже не возникла необходимость таких табу. Честность, открытость и готовность к разговору – через это можно чего-то достичь, добиться качественных изменений в украинском гражданском обществе.

- Тот же «Театр Переселенца» первым, если не в Украине, то в столице стал поднимать "неудобные темы" - войны, переселенцев.

- Да, верно.

- При этом во многих государственных театрах эту тему либо вообще обходят стороной, либо затрагивают, но очень косвенно. В чем Вы видите причины такого подхода?

- На все нужна воля личности, которая принимает решения. Возможно, у руководителей театров другое видение этой ситуации. Может, они не видят коммерческого успеха таких спектаклей или проектов. Документальный театр нас интересует как инструмент для трансформации мышления участников, зрителей и общества в целом, а не как факт театральной постановки. Я сейчас не припомню, чтоб в государственных театрах были какие-то социальные проекты.

Многие госттеатры существовали в СССР, и руководители с тех времен остались еще и сейчас. Поэтому, может им сложно из себя «выдавить» стереотипное мышление.

Например, я пережил это на своем опыте и знаю, насколько значимы социальные театральные проекты, после которых у людей меняется жизнь в лучшую сторону, меняется мышление.

Возможно, украинскому театру необходимо более плотное сотрудничество с европейским театром. Например, в Германии в 60-70-е годы был бум документального театра – послевоенные проблемы ответственности, вины проговаривались и прорабатывались на уровне театра. И это работа не одного года. Жаль, что у нас нет этого понимания на масштабном уровне сверху. Мы пока еще на переходном уровне демократии, и общество все еще ждет по инерции, мол, что нам скажут «сверху».

- Вы недавно стали режиссером в Театре на Подоле. Уже определились со своими новыми обязанностями и задачами?

- На самом деле я не совсем обычный режиссер. Да, я на режиссерской ставке, но фактически являюсь проектным менеджером. Грубо говоря, занимаюсь тем же, чем и занимался в негосударственном секторе до этого времени. В мои задачи входит администрирование партнерских проектов, инициирование проектов, в том числе и социально-культурных; работа с коллективом театра, зрителем.

- И что, по Вашему мнению, ждет от театра современный украинский зритель? Готов ли театр дать это?

- Зритель ждет иного уровня качества постановок в смысловой плоскости. Происходящие события коснулись абсолютно всех, но в разной степени. И игнорировать это уже не получится. Публика стала более внимательной и чуткой. Если раньше многие приходили в театр, чтобы провести время, то сейчас зритель хочет услышать ответы на какие-то свои вопросы, касающиеся не вообще, а конкретно о его личности. Я заметил, что после Революции Достоинства зритель изменился - стал так сказать сочнее реагировать.

Я не уверен, что, к примеру, государственные театры готовы дать это зрителю, но это нормальный процесс. Например, когда мы разрабатываем законодательную базу независимых театров, я говорю, что гостеатры должны существовать всегда. Как контекст. Также должны быть независимые театры, которые могут взять на себя функцию лабораторий. Ведь то, что не может позволить себе гостеатр, может - независимый, в котором будут смелые, провокационные, скандальные постановки.

Беседовала Ирина Голиздра, "ОстроВ"